Врач «Динамо», прежде работавший и со сборной Украины, Леонид Миронов рассказал обозревателю «Недели» о самых удивительных случаях из своей богатой врачебной практики.Врач «Динамо», прежде работавший и со сборной Украины, Леонид Миронов рассказал обозревателю «Недели» о самых удивительных случаях из своей богатой врачебной практики.
— Леонид Андреевич, у каждого человека есть антропологический и биологический возрасты. Вы недавно отметили 65-летний юбилей: сколько дадите самому себе?
— Основным параметром оценки биологического возраста являются адаптация организма к окружающей среде — физической и психологической нагрузке, а также наличие иммунитета и резервных возможностей организма. Мало у кого этот возраст совпадает с действительным — календарным. У каждого своя генетика.
Что касается меня, друзья оптимистично замечают, что я выгляжу моложе своих лет. Что ж, чувствую себя на сорок — не больше. Стараюсь следить за своим режимом дня, отдыхать шесть-семь часов и давать себе адекватную физическую нагрузку. Ну и, конечно, правильно питаться.
— Не так давно СМИ растиражировали ваше высказывание о реальном возрасте Айилы Юссуфа, якобы не соответствующем паспортным данным...
— Бред сивой кобылы в мартовскую ночь. Ни в коей мере не хотел обидеть Юссуфа, которого всегда уважал и как футболиста, и человека. Речь шла исключительно об особенностях африканских спортсменов, чей биологический возраст — намного ниже антропологического. Я говорил именно о биологическом возрасте, но мои слова были вырваны из контекста.
Вместе с тем, как это ни парадоксально, существует такое понятие как изношенность организма — в частности опорно-двигательного аппарата. Так вот, по данным многих очень авторитетных изданий, у африканских представителей игровых видов спорта наиболее подвержены изношенности коленные суставы.
— Лет пятнадцать назад читал, что существует биологический тест, который с точностью до двух недель может указать реальный возраст любого человека...
— Да, но это настолько дорогая экспертиза, что проводить ее в преддверии юношеских или молодежных чемпионатов, весьма и весьма накладно. И потом она напрямую связана с рентгеновскими облучениями, вредными для здоровья молодых игроков.
— Вы вспоминали, что поначалу из медикаментов у вас была только пара стекляшек хлорэтила. Чем они могли вам помочь?
— Чисто психологический момент — своеобразное плацебо. Я выбегал на поле, когда спортсмен испытывал резкую боль от удара или ушиба. Мы с коллегами локально замораживали ему место повреждения и соответствующие триггерные точки. И если речь шла об ударе по надкостнице, коленной чашечке или передней поверхности голени и лодыжки, хлорэтил свое дело делал исправно.
— Какие-то курьезы или ошибки в вашей деятельности на первых порах встречались?
— Еще как! В столичном СКА через командующего Киевского военного округа генерала армии Герасимова умудрился выбить польский электрокардиограф, сделанный по немецкой лицензии. С его помощью начал самостоятельно осваивать электрокардиографию и расшифровывать кардиограммы. И вот тут вышел ляпсус. Получая отрицательные зубцы «t» в грудных отведениях, я начинал хвататься за голову, начиналась реальная паника: «Боже, не дай Бог у человека инфаркт!» А оказывалось, что у футболиста обнаруживался так называемый синдром «спортивного сердца», при котором наблюдались непривычные изменения в сердечных мышцах.
— Вы играли в баскетбол и впоследствии работали в баскетбольных командах. Говорят, что в отношении медицины представители этого вида спорта напоминают огромных детей...
— В 1981 году меня перекинули на звездную команду киевского СКА во главе с Александром Сальниковым, и мне посчастливилось поработать в высшей лиге советского баскетбола. Вот тогда и увидел, как живут и работают баскетболисты. К некоторым вещам они действительно относились гипетрофированно. Но были ребята, которые поражали своей волей.
Однажды мы проводили в круговую выездной тур в Тбилиси и играли с кем-то из прибалтов. В одном из эпизодов Виктор Бережной выпрыгнул под щитом в борьбе за мяч, и его рука влетела прямо в кольцо, которым он разорвал мягкие ткани между вторым и третьим пальцами на кисти. Как результат — рваная обширная рана. Однако Бережной наотрез отказался ехать в клинику. Я прибинтовал ему пластырем два пальца, он вернулся на площадку и играл здорово.
— Слышали об увечьях вратаря сборной Аргентины по футболу Нери Пумпидо и украинского баскетболиста Александра Пащенко?
— Да, это все из-за обручальных колец. Они цепляются за сетку, и люди остаются без пальцев. У наших вратарей таких проблем нет: на их руках — современнейшие перчатки с максимальной защитой. Более того, почти все их пальцы тщательно «затейпированы».
— Нагрузки Лобановского — миф или реальность? Как бы отреагировали на них сегодняшние динамовцы?
— Чисто психологически восприняли бы плохо, а вот физически — перенесли бы их спокойно. Просто беговые упражнения были бы более интенсивными и давались в большем количестве. Но сейчас тенденция такова, что их объем уменьшается. Спортивная физиология шагнула так далеко вперед, что запредельные нагрузки по методике Базилевича — Лобановского уже не актуальны.
— Самое вредное упражнение для футболистов в тренажерном зале?
— Прыжки со штангой. Крайне вредны. А вот приседания, если их выполнять правильно, воспринимаются организмом нормально.
— Вы и вправду считаете, что раньше спортсмены были крепче и сильнее?
— Да. Сама нация была здоровее. В особенности это касается послевоенного поколения — люди, родившиеся в середине и в конце 1940-х годов, обладали мощнейшей генетикой. Почему? Думаю, что люди, которые воевали во Вторую мировую, мобилизовали все свои жизненные ресурсы и защитные механизмы, чтобы выжить и победить. Само собой, были трусы, предатели и паникеры, но основная масса народа была мобилизована до предела. И когда у них рождались дети, все эти механизмы передавались по наследству — так образовывался мощный генетический фонд.
— Разве сейчас игроки не могут сыграть через не могу?
— Множество футболистов оставались на поле с трещинами пятой плюсневой кости на стопе, а также повреждениями в косточках голеностопного состава. А тот же Мигел Велозу относительно недавно провел все 90 минут с поднадкостничным переломом трех ребер.
— В вашей карьере были ситуации, когда вам приходилось в глаза говорить людям о том, что им противопоказано заниматься футболом?
— Да. Дважды. Оба случая имели отношение не к травмам, а к проблемам иного толка. У одного парня была проблема с сердцем, а у другого — с почками. Вызывал родителей ребят, объяснял, что на кону стоит жизнь их детей. А в душе удивлялся, как врачи не находили этих проблем до меня?!
— Играть в футбол с пороками сердца реально?
— Смотря какой порок. Скажем, недостаточность ортального клапана 1-й и 2-й степеней допускают полноценную спортивную карьеру. У меня было несколько таких легионеров. Скажем, сербский полузащитник «Черноморца» Синиша Бранкович страдал недостаточностью 2-й степени, но она не мешала ему играть в футбол. Впрочем, такие ребята есть и сейчас.
— Иван Гецко вспоминал, что в сборной СНГ у Анатолия Бышовца курили практически все.
— Сейчас футболисты дымят значительно меньше. Повышается уровень профессионализма. Сегодня модно быть здоровым, красивым и преуспевающим. Такова современная тенденция — сохранять здоровье. Человек хочет жить дольше, чтобы дольше пользоваться заработанными им благами.
— Как вы поступаете, если узнаете, что кто-то из игроков балуется никотином?
— Вопрос деликатный. Кое-что на эту тему наверняка прописано в личных контрактах футболистов. Есть пункт о злоупотреблении вредными привычками, пагубно влияющими на здоровье и спортивные результаты игрока. Что, естественно, карается штрафом. А вот насчет курения мне сказать сложно. Я довольно близко общаюсь с людьми и запах курильщиков распознаю легко. Это всегда видно, слышно и заметно. Так вот у нас в «Динамо» курением, по-моему, вообще никто не злоупотребляет.
— Представим ситуацию: утром человек, который ночью занимался чем угодно, но только не праведным сном, приходит на тренировку. Сумеете разоблачить нарушителя спортивного режима?
— Вообще-то, на лице можно прочитать многое, но утверждать на сто процентов без биохимического анализа, что человек употреблял алкоголь, невозможно. Внешний вид может зависеть от плохого сна или обильного приема неправильной пищи перед сном. Однако в «Динамо» такое, чтобы у человека все было написано на лице, на моей памяти было от силы пару-тройку раз.
— Как в такой ситуации подготовить человека к утренней тренировке?
— Никак. Во врачебных целях ему нужно запретить тренироваться. А перед этим найти любую причину и толково объяснить главному тренеру, что это крайне опасно для здоровья.
— Раскрывая истинную причину проблемы?
— А как же! Хотя однажды, скажу честно, я эту причину скрыл. Но тогда это касалось футболиста, который никогда не позволял себе лишнего, а в тот раз имел уважительную причину.
— Слухи о склонности к нарушению режима Александра Алиева и Артема Милевского сильно преувеличены?
— Алиева — да. Милевского — в меньшей степени.
— Они обладают необходимым биологическим резервом для продолжения карьеры?
— Артема не видел в деле давно, ничего сказать не могу. А у Саши резерва хватает.
— В свое время вы получили 9-месячную дисквалификацию от ФФУ. Что случилось?
— У игрока «Арсенала», белоруса Александра Данилова была серьезная проблема с шейным отделом позвоночника — классический корешковый синдром. Однажды дома у Саши случился сильнейший спазм мышц шеи в результате функционального блока. Ко мне он обратился поздненько: пошел отек нервного корешка и мне пришлось пойти на экстренные меры — произвести паравертебральную лидокоиновую блокаду с добавлением глюкокортикоида. Без него спортивная травматология не стоит вообще ничего, все острые воспалительные проблемы опорно-двигательной системы лечатся именно с его помощью.
И вот уже год, как ВАДА приняла закон разрешающий делать лечебные блокады, не декларируя этот препарат. Однако на тот момент глюкокортикоид был разрешен при условии его декларирования в преддверие допинг-контроля. И вот случилось совпадение: Данилов случайным жребием попал на тест, а я забыл задекларировать препарат ввиду особых семейных обстоятельств. Накануне мне позвонили из Америки и сказали, что дочка попала в аварию. Связаться с ней я не мог, что с ней — не знал, в общем, натурально сходил с ума...
— Кто принимал решение по поводу дисквалификации?
— Председатель спортивно-медицинского комитета ФФУ Сергей Стороженко и его заместитель Вячеслав Попов. Утверждали, что я могу быть отстранен от футбола и на два года.
— С нелепыми бытовыми травмами сталкивались частенько?
— Евгений Хачериди, пребывавший в активной стадии реабилитации и уже выполнявший беговую и прыжковую работу, когда мы играли во втором круге против «Черноморца», болел за команду, сидя доме на диване. При этом у Жени была привычка смотреть футбол, поджав ноги, и когда его тезка Макаренко прекрасным ударом сравнял счет на последних минутах матча, Хачериди так резко дернулся, что у него произошло ущемление бокового мениска.
Или вот Андрей Шевченко. Он однажды не слишком удачно присел в туалете, после чего также повредил мениск, и встать уже не мог — человека нужно было везти на операционный стол. А, вообще, бывало всякое: люди падали с лестницы, Евгений Селин в Австрии порезал ногу в горной речке...
— В качестве примера профессионального отношения к вопросу питания вы называли Мигела Велозу. Среди украинских игроков «Динамо» такие профи имеются?
— Да. Прежде всего, опытные Саша Шовковский и Олег Гусев. Очень скрупулезно в последнее время относится к своему рациону Денис Гармаш. Из числа совсем молодых ребят выделяются Сидорчук и Цуриков, которые внимательно прислушиваются к нашим пожеланиям и замечаниям. О Калитвинцеве-младшем вообще не говорю — просто изумительный парень.
— Идеальный обед футболиста — макароны и рыба?
— Уточню: спагетти, отварная курица или рыба. Что дает оптимальное сочетание гликогена — то есть, энергии, и белка — строения мышечной ткани.
— Однажды вы рассказывали, что бразильские легионеры «Динамо» любили покушать ночью...
— Было дело. Карлос Корреа, например. Наверное, привычка детства. Бог его знает, что они ели по ночам, но я неоднократно видел, как консьержи завозили им в номера красивые блюда с блестящими крышками.
— Виктор Корчной во время матчей за чемпионскую корону с Анатолием Карповым ел черную икру, что якобы полезно для мозга...
— Черная икра, богатая аминокислотами единственный в мире продукт который усваивается на сто процентов. Но лучше бы Корчной принимал ноотропные препараты, которые стимулируют мозговую деятельность. Тот же Карпов, употреблявший творожно-йогуртовую смесь со смородиной, получал моментальное питание для мозга в виде углеводов, что давало больший эффект.
Двойная ошибка профессора Айхорна
— Раньше самой страшной травмой в футболе считался разрыв задних крестообразных связок...
— За последние 15-20 лет позиция врачей по этому вопросу резко изменилась. Значительно усовершенствовалась техника пластики «крестов» с применением самых современных материалов. И хотя разрыв задних крестообразных связок сложнее аналогичного повреждения передних, я знаю кучу примеров, когда люди продолжают играть, может и не на таком высоком уровне, но все же...
— Пример реактивной реабилитации?
— Андрей Богданов недавно после обычной артроскопии по поводу повреждения медиального мениска вернулся в общую группу через 3 недели после повреждения. А раньше такие травмы лечились по 3-4 месяца.
— Хирург Ярослав Линько продолжает оставаться безальтернативным вариантом при сложнейших футбольных травмах?
— Ну почему же... К счастью, есть много квалифицированных хирургов-травматологов, успешно работающих в наше время. Особо отмечу клинику спортивной травмы института физкультуры под руководством Михаила Ригана. Заведующего травматологическим отделением в Феофании — доктора медицинских наук Игоря Зазирного. Весьма серьезно звучит фамилия доктора Руслана Сергиенко — кстати, ученика Линько и последователя школы профессора Виталия Левенца. Я был на операциях этого человека, у него — золотые руки, и я считаю, что чисто технически он делает все не хуже хваленых немецких коллег.
— Они ведь тоже допускают промашки — как, например, профессор Айхорн.
— Юрген ошибся с Хачериди, дважды утверждая, что с его менисками все в порядке, и необходимости в оперативном вмешательстве нет. Но проблема не уходила, и я повез Женю к Сергиенко. Мы все вместе взяли Женино колено и начали его двигать. В тот момент, когда латеральный мениск вышел из суставной щели на 5-6 миллиметров, замечательный УЗИ-диагност Анна Вовченко обнаружила в нем трещину.
— А знаменитый профессор Томас Пфайфер — персонаж раскрученный?
— Да. У него явно был «паровоз», который толкал и пиарил его в России. Кому-то это было выгодно.
— Вы верите в систему откатов между клубными врачами и докторами в западных клиниках?
— Не верю и впервые об этом слышу. Эта схема кажется мне дикой.
— Вы очень позитивно отзывались о работе с Семеном Альтманом. Но подчеркивали, что были и трудности. С чем они были связаны?
— Творческие разногласия должны быть всегда. Это признак неравнодушия. Между доктором и тренером они, в основном, связаны с периодами лечения. Тренеру хотелось форсировать сроки реабилитации, это нормально. Некоторые начинают прессовать до неприличия, когда это выходит за рамки их компетенции. Тренер не врач, который может определить степень повреждения, дать характеристику и обозначить сроки.
— То есть, Семен Иосифович вас поддавливал?
— Чуть-чуть (улыбается).
— Как относитесь к его астрологическим концепциям?
— Слегка настороженно. Эта теория тренера влияла на определение стартового состава. Альтман постоянно этим пользовался и, как говорили, серьезно прислушивался к своему консультанту по этой части. Польза и вред астрологии в спорте пока что недоказуемы. Мне кажется, Семен Иосифович должен был больше доверять своей интуиции.
— Кто из наставников, с которыми вы работали, лучше остальных умел переломить ход жутко складывающейся игры?
— Я никогда не встречал человека, который делал это так, как тренер СКА Алексей Мамыкин. Знаете, что он делал? Элементарно производил перестановки игроков по позициям прямо на поле или в перерыве встречи.
А вот Виктор Степанович Жилин умел заряжать своих подопечных крепким мужским словом. Удивительный человек: предматчевую установку он мог проводить по сорок минут, после чего игроки выходили на матч в таком заведенном состоянии, что у них дрожали колени, и они сметали на своем пути все, как танки.
— Бывало, чтобы тренеру на скамейке стало нехорошо?
— Да. Не помню фамилии, но с этим специалистом мы работали в Ровно. К счастью, у меня был «скоропомощной» укол, который вывел его из критического состояния.
— Олегу Блохину здоровье позволяет продолжать тренерскую карьеры?
— Сейчас — вполне. Но с некоторыми ограничениями. Все же, чем старше наставник — тем выше риск возникновения катастрофических ситуаций.
— В «Динамо» есть футболисты, которые ментально и психологически готовы к этой работе?
— Саша Шовковский. Но он, насколько я знаю, не хочет этого сам.
— Долгие годы спортивная медицина билась над поиском эффективного лечения против проблем с позвоночником и профилактикой межпозвоночной грыжи. Вы нашли противоядие в виде гомеопатических средств?
— Я занимаюсь этой темой двадцать лет. Учился этому и в теории и на практике у немцев и итальянцев. Пробовал, комбинировал и, в конце концов, выработал свою композицию, которую применяю. Если коротко, делаю мезотерапии и паравертебральные блокады с введением препаратов в специальные точки и триггерные зоны.
— Уколы, которые делал в Германии Андрей Шевченко, были необходимы?
— Для Андрея это было единственным и оптимальным вариантом продлить свой футбольный век. Эти блокады по сорок уколов нужно было делать два раза в году.
— Болезненная процедура?
— Это напрямую зависит от отношения к процессу самого игрока и его порога чувствительности.
— У кого из действующих игроков, бывших вашими пациентами, самый высокий болевой порог?
— Как ни странно, у Дениса Гармаша, которому частенько попадает. Странно — потому что я всегда считал, что болевой порог у него низкий. Как бы не так! Один из самых высоких за все время, что я видел. А в советское время в этом плане выделялся Владимир Трошкин. Уникальный футболист.
— Александр Волков вспоминал, что один молодой врач лечил его в Америке голоданием, которое сопровождалось видениями и галлюцинациями.
— Это очень индивидуально. В бытность врачом гандбольной сборной я пересекался с вратарем Леонидом Дорошенко (олимпийским чемпионом Сеула-1988. — авт.). Это был двухметровый парень с высочайшим интеллектом. Так вот, за один 30-45-дневный период голодания он сбрасывал до 27 килограммов. А вскоре стал полным вегетарианцем.
— Религиозные взгляды мешают легионерам правильно воспринимать некоторые процедуры?
— Иногда — да. У нас были ребята, которым нехристианская религия запрещает некоторые манипуляции — в особенности это связано с забором биологического материала для исследований.
— А что же делать?
— Использовать индивидуальный подход. В некоторых случаях иностранцы соглашаются. Например, под угрозой наказания после допинг-контроля. Но если речь идет о взятии пробы на обследование — ни в какую. И тогда начинается война.
— Кто быстрее всех в «Динамо» сдает допинг-контроль?
— Макс Коваль. Почти мгновенно (смеется).
— В вашей карьере был случай, который озадачил вас как доктора Хауса? Тот, над которым вы долго думали, советовались с коллегами, выдвигали ложные гипотезы?
— У одного игрока появились невероятные, на первый взгляд, симптомы, и мы долго не могли разобраться в чем причина его жалоб. Был созван консилиум с привлечением иностранных специалистов. В итоге — при сложном контрастном исследовании с применением МРТ обнаружили маленькую, почти незаметную кисту важной гормональной железы. После этого проблему удалось решить в течение двух-трех недель.
— Несколько лет назад вы мягко критиковали днепропетровских коллег за то, что приехавший в сборную Виталий Мандзюк был вынужден играть с букетом болячек, а на него легла повышенная нагрузка. Сейчас у Виталия — новая форс-мажорная ситуация. В чем причина: человек генетически подвержен травмам или же на его долю снова выпали сверхнагрузки?
— Все вместе. Как правило, такие случаи происходят в результате недолечивания хронических повреждений. Это накапливается и выливается в колоссальную проблему, которая заканчивается операцией. Но иногда оперативное вмешательство не помогает. Сейчас у Виталика серьезные проблемы с коленным суставом, но я думаю, что несмотря на сенсационные сообщения о том, что его карьера может скоропостижно закончиться, наличие такого квалифицированного врача как Николай Линевич, дает Мандзюку приличные шансы на выздоровление.
— Самая страшная травма, имевшая место на ваших глазах?
— Перелом в двух местах нижней конечности — большой и малой берцовых костей. Впервые это случилось, когда я работал в житомирском «Автомобилисте». Прекрасный игрок, бывший динамовец Валентин Жуков, неосторожно пошел в подкат двумя ногами вперед и сломал ногу черновицкому футболисту. Эстетически эта травма выглядит неприятно даже для врача. А к тому же сопровождается сильнейшим болевым шоком.
— Самый невезучий футболист на вашей памяти?
— Румынский полузащитник «Алании» Николае Григоре. В одном из стыков он, по своей собственной оплошности, фактически сам себе поломал ногу в двух местах.
— Экс-спартаковца Валерия Кечинова как-то вытащили из самолета с перитонитом. Если бы лайнер взлетел, человека бы уже не было. У вас что-то подобное было?
— В донецком «Металлурге» при Александре Севидове был румынский защитник Юлиан Архире, у которого произошел приступ во время экскурсии на матч «Барселона» — «Эспаньол». Подъехали к стадиону, парень начал кричать, и ему тут же поставили диагноз — острый аппендицит. Подозвали полицию, они вызвали скорую и уже через 15 минут, несмотря на колоссальное количество машин, он был госпитализирован в университетскую клинику и прооперирован.
— Свежий пример спортивного мужества?
— Прошлогодняя травма Селина. Мы играли в Киеве против «Черноморца» и остались в меньшинстве. Наш защитник травмировал колено, я заподозрил серьезное внутрисуставное повреждение и потребовал, чтобы он покинул поле. Но Евгений отказался уходить и еще минут 5-7 фактически провел на одной ноге, пока не произошел полный разрыв крестообразной связки. Что тут скажешь... Поступок мужчины.
— Эталоном мнительности в нашем футболе стал Олег Венглинский.
— Ничего плохого о нем сказать не могу. Мы с Олегом работали еще в молодежной сборной. Аккуратный, внимательный, настырный парень, но отнюдь не ипохондрик. Но годы спустя уехал в Грецию и по возвращении в Украину действительно изменился. К своему здоровью стал относиться с предельной внимательностью.
— Вспомните наиболее впечатляющий шрам, который вы видели?
— Примечательных — видел много. В особенности во времена учебы в госпитале во время событий в Афганистане. Шрамы эти оставляли огнестрельные ранения военного времени.
А у футболистов самые витиеватые шрамы образуются на голове после столкновений. Помню один такой стык на сборах: Виталий Мандзюк и Артем Старгородский разлетелись в разные стороны и потеряли сознание. Их ушибленные раны потребовали наложения 12 и 17 швов на волосистую часть головы.
— А самый живописный рентгеновский снимок?
— В интернатуре находил металлические предметы в кишечнике у солдат, которые специально глотали их, чтобы не служить. Монетки, ложечки... В основном, это делали ребята с Кавказа и южных республик СССР. Им делали операции, удаляли инородные тела и отправляли обратно — служить. Но перед этим выдумщики, разумеется, попадали в дисбат. В общем, как в том анекдоте: ложечки нашлись — осадок остался.
— Шарлатаны и проходимцы в вашей профессии встречались?
— Да. И даже «доктора» с купленными дипломами.
— А люди со сверхъестественными способностями?
— Я не очень этому верю. Эти способности не проходят проверку практикой.
— Белорусского шамана Виктора Жаковко помните?
— Да. Ходил человек за воротами, что-то там колдовал... Неприятное впечатление.
— Биоэнергетики из этого ряда?
— Сама наука имеет право на жизнь, но как доказать ее эффективность? Пока что таким людям — место в программе «Битва экстрасенсов». Пусть там соревнуются, пока не докажут свою реальную исключительность.